Тень

[dhany]

Это давно лежало у меня в папке, и руки все никак не доходили прочитать. Сегодня дошли... Я не помню, где я это нашла, не знаю, кто автор... Если кто знает, скажите пожалуйста! Хочу сказать "спасибо"...

Герой асфальта.

Горел асфальт от солнца и от слёз,
Горел асфальт под шум колёс,
Кричал асфальт, ты был его герой,
Кричал асфальт, кричала боль...

«Герой асфальта»
«Ария»

Посвящается всем ищущим смысл жизни,
а также группе «Ария», чья песня
натолкнула меня на мысль...

I.

Он ненавидел своё имя, и вот некоторое, впрочем, совсем обыкновенное, ежедневное утро вдруг сподвигло его на мысль: взять себе новое имя. С тех пор утро того дня стало благославленным, и 12 число каждого месяца он отмечал. Но с новым именем ему не было места среди обитателей мира. И он ушёл. Это случилось вечером, часов, кажется, в 10, и это самое время можно назвать началом всей истории.

Он шёл вперёд, или как сам определил – куда ноги тащат. В карманах обнадёживающе позвякивала мелочь, обещая хоть и не ахти какое, но развлечение. Он подошёл к ларьку и купил пива.

Мимо проносились машины, горящие фары напоминали новогодние уличные гирлянды, а фонари, разливавшие медный или лунный свет, казались спасительными маяками в надвигающейся на город осенней ночи. Часам к 12 он заметил, что вышел почти на окраину. В нередких здесь деревянных домиках дачного типа горел свет, но чем дальше он продвигался вперёд и чем больше было времени, тем меньше светящихся окон он замечал. И только в будке ДПС у самой черты города всегда было светло, а постоянно борющийся со сном мент стоял у края дороги, смотря в даль. И мент не заметил идущего человека в чёрных джинсах, в кожаной куртке, медленно растворяющегося в темноте. Примерно через километр он вышел на середину шоссе и дальше шагал исключительно по разметке. Тяжёлые, но удобные его сапоги не громко и не тихо соприкасались с асфальтом, создавая не слишком разнообразную, но успокаивающую дорожную музыку. Из-за облаков вынырнула идеально круглая луна и отбросила назад его тень. А он шёл, и шёл, и шёл ей навстречу, лишь изредка поднимая не неё взгляд, а потом опять погружая его в бесконечное Ничто.

II.

Наверное, он прошагал уже километров 10, когда сзади послышался шум мотора, а потом дикий визг тормозов. Из вставшей колом в трёх метрах от него фуры буквально вылетел человек и вопросил небо:
- Эй, парень, тебе что совсем жить надоело?
Он повернулся, окинул человека пустым взглядом и, постояв минуту, всё-таки удосужился ответить:
- Нет.
Человек посмотрел ему в глаза и недоумевающе спросил, впрочем уже не надеясь не какой-либо вразумительный ответ:
- Наркоман, что ли?
О ответ последовал, причём незамедлительно и более осмысленным тоном:
- Нет.
- Ладно. ... Хочешь – садись, довезу тебя до ближайшей населёнки.
Он посмотрел на этого совершенно незнакомого человека, но в голове не появилось ни одной мысли, только какая-то неизвестная сила сложила его губы во что-то отдалённо напоминающее улыбку и заставила более менее внятно прошептать слова благодарности.

В кабине было не слишком просторно, но при желании можно было устроиться с уютом. Человек решил продолжить разговор и выдал пачку банальных вопросов, во главе которых стояло незабвенное:
- Как тебя зовут, парень?
- Тень...
- Повтори-а, не расслышал чуток.
- Тень...
- Нет, я имею в виде настоящее имя.
- Это и есть настоящее.
- Ну, как знаешь, а я – Василий. Слушай...
- Секунду... Можно тебя попросить, я, конечно, благодарен, что мне не приходится сейчас тащиться пешком, но всё же, такая прекрасная ночь, знаешь, я думаю, она заслуживает тишины... или хорошей музыки, – добавил он, помолчав немного.
Василий пожал плечами, он рассчитывал на весёлую компанию, но гость оказался какой-то странный.

Некоторое время они молчали, потом Василий потянулся к магнитофону. Тот, кто назвался Тенью, спросил:
- Что там у тебя?
- Да ерунда всякая. Киркоров, Буланова, самому противно, да нет ничего больше.
Тень достал из кармана кассету:
- Может быть это?
- Да всё, что угодно, честное слово.

В динамиках зазвучали гитарные аккорды. Тень сам не знал какую кассету успел схватить со стола теперь покинутого дома. Запись почему-то начиналась с припева:

«Перемен требуют наши сердца,
Перемен требуют наши глаза...»

- Виктор Цой! – улыбнулся Василий, но улыбка не долго была видна, тревожные ритмы проникали в душу, сливались с дорогой, с луной, со светом фар. Фура неслась по почти пустому шоссе с приличной скоростью, которая давала успокоение и, вместе с тем, рождала ту смутную тревогу, что так хорошо знакома путешественникам.

Дорога пошла вверх, поднимаясь на крутой холм. Свет выхватывал из ночи только его вершину, и казалось, что дальше асфальт просто обрывается, уходит в пропасть, но, проехав немного, видишь спуск, и так бессчётное количество раз. Тёмные призраки деревьев по обеим сторонам трассы будто оживали, тянули свои лапы-ветви, готовые обнять путников, словно припозднившихся, но желанных гостей.

«Перемен, мы ждём перемен».

Розовел восток, тускнели звёзды. Не поздний и не ранний осенний рассвет. Вместе с первыми лучами солнца зазвучала песня, почему-то опять начавшаяся с припева:

«Доброе утро, последний герой...

Тень улыбнулся.

...Доброе утро тебе и таким как ты».

Василий взглянул на попутчика и, уловив что-то в его глазах, улыбнулся сам. Весь день ехали они, изредка останавливаясь в придорожных кафе, но только лишь часы в кабине отметили число 22, как Тень выключил магнитофон.
- В чём дело? – спросил Василий, увлечённый музыкой и собственными мыслями.
- Пора.
Непонимающий взгляд.
- Мне пора идти. – Кивнул Тень, открывая дверь.
- Но, на ночь глядя...?
- Прощай, ... и спасибо за всё.
Дверь захлопнулась, и Тень исчез, ушёл.

III.

Рассвет превратился в дождь, тот самый мелкий моросящий дождь, какими и знаменита осень. Посёлок лениво просыпался, предчувствуя долгий тоскливый день, насыщенный скукой и серым цветом.

Капли воды стекали по его лицу, по куртке, впитывались в джинсы, застывали туманом на волосах. Но ему было всё равно. Он – Тень. Ночь, проведённая в дороге, умиротворяла, заставляла забыть и о голоде и об усталости. Он шёл вперёд, не заботясь о том, чтобы обойти большую свалку, каких множество на окраинах подобных посёлков.

Позади послышались шаги, точнее не шаги, а хлюпающие звуки воды и грязи.
- Эй, парень, – раздался полувопросительный полу умоляющий голос.
Тень оглянулся. Перед ним стоял человек лет 25 в потрёпанной косухе и разрезанных джинсах. Единственным, о чём Тень успел подумать, было: почему мне постоянно говорят «эй, парень»?

Далее последовало вообще нечто странное: человек, обратившийся к Тени, стоял с отвисшей челюстью, квадратными глазами и другими атрибутами крайнего удивления, а после этого, не изменяя выражения лица, побрёл обратно, тяжело и грустно ступая в лужи, втаптывая в грязь золотые листья. Тень равнодушно посмотрел ему вслед и продолжил путь.

Некоторое время он шёл прямо, не сворачивая, пока, наконец, не обнаружил себя на улице, плавно переходящей в то самое шоссе, что он искал. У таблички, обозначающей конец посёлка, стояла неизменная старушка, продающая пирожки и молоко. Тень порылся в карманах, но не смог обнаружить там больше 2 монет. Он уже собрался пройти мимо, но старушка окликнула его, хорошо, что не уже привычным возгласом «Эй, парень», нет, она сказала «милый», и вдруг, ни с того ни с сего, протянула ему тёплую ватрушку и стакан молока.

Еда помогла расслабиться и отогнать в последний час ставшую навязчивой мысль: куда я иду, а, главное, зачем?

Он просто шёл. Просто искал. Он сам даже не знал, что именно ищет, но рука судьбы неумолимо толкала его вперёд, невзирая на препятствия и насущные проблемы.

Дождь прекратился, берёзовый лес был по-осеннему свеж и тих. В лужах на асфальте проплывало отражение человека в чёрном или, искажаясь, пропадало, когда он ступал в воду.

К середине дня он дошёл до следующего посёлка, точнее не посёлка даже, а трёх- четырёх старых деревенских домов, где жили одинокие старики, получавшие свои пенсии раз в полгода и пекшие хлеб в старых русских печах. Кроме домов этих людей в Погорельцах было ещё несколько заброшенных старых изб, которые, как ни странно, были вполне пригодны для жилья, но хозяев не было. Тень перешёл через повалившийся забор одного из таких домов и оказался у открытой, державшейся только на одной петле двери.

Пол в сенях покрывала старая, местами стоптанная до дыр ковровая дорожка, в незашитые вагонкой бревенчатые стены было вбито множество гвоздей, по- видимому, когда-то служившими вешалками для одежды, в воздухе стоял запах сырости и затхлости. Он, не задерживаясь дольше в сенях, вошёл в бывшие когда- то жилыми помещения.

Обыкновенная, по-деревенски большая комната, светлая и уютная, даже в пыльном, заброшенном состоянии давала ощущение покоя и бабушкиной заботы. Старый продавленный диван, обитый тканью, что в молодости своей имела красный цвет, представлял собой заманчивое место для отдыха, на нём можно было вытянуться во весь рост, можно было свернуться калачиком, можно было почувствовать себя котом или ребёнком, и Тень заснул, накрывшись курткой. Ему снилось лето, грозовые дожди, солнце, жара, тёплые короткие ночи. Ему снилась зима, морозная, хрустящая темнота, падающий снег под лучами фонаря, белые горы во дворе, сонное забвение. Ему снились люди, в обществе которых он прожил всю свою жизнь. Кто из них был миражом, был иллюзией – они или он? Может быть всё-таки он – вспомнилась реакция парня встреченного на свалке. Где цель существования вообще? На этом вопросе он проснулся.

На улице царили сумерки плавно переходящие в ночь. Тень встал и почувствовал, что холод и сырость дома пронизывают до костей. Он накинул куртку на плечи и вышел во двор. В ещё не тёмном небе начинали разгораться звёзды. Захотелось тепла и живого огня. В заброшенном огороде обнаружилось несколько кустов случайно выросшей картошки, под навесом – поленница, и скоро по двору разлился дрожащий, но такой нужный душе и сердцу свет.

IV.

В огне плясали бесы. Сосны отвечали на их пляску глухими аплодисментами тёмных ветвей, которые колыхал ночной ветер.

В огне плясали бесы. Тень не знал, какой день он идёт, сколько уже прошёл, но сегодняшний костёр напоминал ему тот, что он жёг в заброшенном дворе старого дома.

В огне плясали бесы,... и бесы нашептали ему:
- Жизнь! Жизнь не нужна. Смерть!
- Свет! Свет не нужен. Тьма!
- Добро. Жалость. Нет!
- Кому это надо?! – кричали бесы.
И он им поверил. А что ему ещё оставалось? Бесы в огне были очень убедительны. Их черты были смазанными и расплывчатыми, за ними невозможно было уследить, их голоса походили на шёпот листьев, на шум дождя, но смысл был понятен, смысл завораживал, смысл занял душу.

И Тень покорно повторял:
- Жизнь. Жизнь не нужна. Смерть.
День закончился ярким кровавым закатом. В небе сливались цвета роз и золота, а шипами этих роз был он, Тень.

Он шёл теперь лишь по ночам; как только начинало светлеть, он уходил в самую глушь, но ночью, ночью он возвращался на дорогу, на асфальт, который стал ему теперь и домом, и матерью, и любимой девушкой в одном лице. Асфальт стал для него всем, он любил, иногда остановившись, провести рукой по шершавой, мелко каменистой поверхности.

Асфальт был живым как трава, изменчивым как море, надёжным как лучший друг, доверчивым как котёнок, а его топтали, топтали, топтали. Это было неправильно. Он возненавидел всё живое, и только потому, что они были живые, а он себя живым не считал. Он чувствовал своё одиночество, свою исключительность и свою никчёмность. Его это бесило, ему хотелось сказать, и он говорил: я не нужен вам, а вы не нужны мне, вы вообще никому не нужны.

Он наступал на цветы, он с корнем вырывал траву, выросшую в трещинах асфальта, он бросал поперёк дороги брёвна, он сыпал песок в воду, глядя, как медленно затуманивается грязью зеркальная чистота озера, и сколько это продолжалось, он не помнил.

Дни и ночи пролетали незамеченными, их как будто не было, они не существовали. Он жил от заката до заката, потому что на закате он жёг костёр – разговаривал с бесами, и бесы радовались, бесы хвалили его, бесы разжигали в небе розы, алые, кровавые розы.

Но однажды на него нахлынули воспоминания. Когда-то он был таким как все, у него был дом, была работа, потом он изменился, он стал чужим, и для него не было возвращения к прошлому. Поэтому ему пришлось уйти. В самом начале дороги он встретил добро, но воспринял его как должное, затем он встретил символ, предупреждение, но не обратил внимания. Потом он ещё не раз видел добро на своём пути, но он вошел во Зло. Он перестал быть даже Тенью, он стал Тьмой, Пустотой, Никем, и в то же время – Всем.

Абсолютное зло начало понемногу проникать в его Я.

V.

Это был большой город со сложной сетью улиц и интенсивным дорожным движением.

Тень, привыкший к тишине и незыблемости леса, чувствовал себя потерянным, бесконечно чужим. Он двигался вперёд как во сне, словно пробивался сквозь туман, затравленно оглядываясь по сторонам. Было что-то странное в этом городе, город встречал слугу бесов солнечным утром, весёлыми, грустными, безразличными, но, тем не менее, совершенно одинаково беззаботными людьми, которые жили своей жизнью, у которых было своё добро, своё зло, свой собственный огромный мир. Банальный, простой, но всё же мир. И никто не обращал внимания на человека, бесшумно скользившего по улицам, бывшего одним из толпы, но всё-таки ОДНИМ.

Километры протекали под ногами, он шёл, шёл слугой зла, не зная, что спокойного движения вперёд ему остались недолговременные минуты. Но правильно решено было Судьбой, что человек не может знать ожидающего его в конце пути. И Тень не знал, иначе всё пошло бы по-иному, и он никогда не совершил бы того, что было.

А было солнце, был ветер, был городской парк, детская площадка, был Тень, и только он увидел сквозь золотую листву, сквозь мутный городской воздух яркий трёхцветный мячик, который, взлетая и падая, катился прочь от детей в сторону проезжей части, где нескончаемым потоком неслись машины, а за мячом бежал ребёнок в разноцветной курточке, наивно надеясь поймать его, стремясь к своей цели, не замечая ничего вокруг.

Происходящее растягивалось на вечность, но никто ничего не видел, жизнь вокруг шла своим чередом, безразличной рукой вырисовывая на дороге чёрную «Волгу». Тень уже ничего не чувствовал, ни о чём не думал, он лишь смотрел и видел, как медленно, но верно идут на пересечение жизненные пути ребёнка и машины. Что можно было сделать? Что?

Стать ещё одним свидетелем ещё одной трагедии? Или, повернувшись, уйти, выкинув из памяти все события этого дня, или...

Единственное, что можно было сделать – это броситься вперёд, вкладывая в бег все возможные и невозможные силы, увидеть мир, теряющий свою форму и очертания, стремительно исчезающий позади, ощутить асфальт под ногами, услышать приближающийся конец, толкнуть на противоположный тротуар глупое, но живое существо, почувствовать удар, боль, страх, увидеть наступившую темноту. А чуть позже звенящую тишину над тобой разорвут звуки сирен.

Эпилог.

Через 2 месяца Тень попробовал встать на ноги и сделать пару неверных шагов, придерживаясь рукой за спинку больничной кровати. Наперекор всему он выжил. Нет, не выжил, он родился заново. Он стал собой, своим Я.

Скоро он шёл по разметочной полосе дороги, прислушиваясь к почти забытым песням асфальта.

Тень
Забытая и незабвенная
Идёт, пытается, ищет
В пространстве Вселенной, помогая людям...
Вечно.

14: 00
29.09.00